Исправительную колонию № 6 Оренбургской области неофициально называют "Черным дельфином" из-за скульптуры у фонтана во дворе учреждения. Здесь отбывают наказание самые опасные преступники — террористы, маньяки, педофилы. Официально информация о заключенных не разглашается, но, по данным СМИ, среди них экс-начальник службы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин, осужденный за организацию убийств, серийный убийца из Ростовской области Владимир Муханкин, организатор теракта на Черкизовском рынке Москвы Олег Костарев, людоед Владимир Николаев и другие. О быте и условиях содержания, о том, как обеспечивается дисциплина, могут ли осужденные жениться и есть ли у них поклонники, а также о том, откуда появляются мифы о "Черном дельфине", в интервью РИА Новости рассказал начальник колонии подполковник внутренней службы Сергей Балдин.
— Для начала немного о вас. Вы сюда попали по распределению или сами попросили перевести в эту колонию?
— Нет. Я пришел служить в "Черный дельфин" 1 сентября 2007 года из соседней колонии, которая находится в 25 километрах юго-восточнее. Здесь тогда освободилась должность. Прослужил до 9 апреля 2009 года сначала в должности старшего юрисконсульта, а потом заместителя начальника колонии, начальника центра по трудовой адаптации. А с 9 сентября 2011 года начал службу уже непосредственно в должности начальника учреждения.
— Не пожалели, что попали именно в "Дельфин"?
— Нет, нисколько не пожалел. С детства была мечта стать военным. Раньше, если помните, это было модным. На протяжении шести лет в институте практику всегда проходил в правоохранительных органах: и в суде, и в прокуратуре, и в МЧС, и на таможне. Уже на преддипломной практике у меня возникло твердое желание проходить службу в уголовно-исполнительной системе. После нее я даже диплом еще не получил, но уже был зачислен в ряды ФСИН России.
— Теперь поговорим о самой колонии. "Черный дельфин" общественность как только не называет: и "кладбищем для преступников", и "городом маньяков". Насколько колония оправдывает свой имидж?
— Мнение о том, что в учреждении все очень плохо для осужденных, конечно же, неправильное. Начнем с того, что оно складывается у простых граждан, которые никогда не видели изнутри подобные учреждения, причем не только наше. Эти люди не понимают тюремную жизнь, быт, условия содержания. Они судят лишь по тому контингенту, который там содержится, потому что это люди, осужденные на пожизненное лишение свободы строгого режима, которые совершили тяжкие и особо тяжкие преступления, ставшие резонансными в нашем обществе. О многих слышали, их знают, поскольку средства массовой информации эту "рекламу" создают, что вот такой-то такой преступник направлен в "Черный дельфин".
И поэтому у людей складывается мнение, что раз здесь самые отъявленные негодяи и преступники, то и условия соответствующие. На самом же деле все далеко не так. В учреждении кипит своя жизнь. Это и производственные процессы, и воспитательная работа с контингентом. Здесь люди, которые когда-то оступились, совершили преступление. Но они не дьяволы во плоти. Многие из них стремятся по окончании 25 лет воспользоваться правом условно-досрочного освобождения. В связи с этим и ведут себя соответствующе, погашают иски, налаживают социальные связи. У них они очень устойчивые. Люди здесь не находятся на кладбище преступников… Здесь осужденные продолжают жить, заниматься полезными делами для общества, делают прекрасные вещи, которые можно посмотреть в магазине.
— Сейчас как раз хотелось бы у вас спросить про эти вещи. У вас есть собственный магазин, в котором я видел часть сувениров с неофициальным названием колонии. Как получилось, что они появились?
— Мы исходили из того, что у нас город является курортным. И большая часть граждан, которые приезжают отдыхать, посещают наш магазин, чтобы забрать с собой частичку Соль-Илецка. Мы исходили из интересов отдыхающих, потому что люди, заходящие в магазин, просят сувениры, сделанные именно в "Черном дельфине". Чтобы они поставили их на полку и говорили: "Вот я в 2017 году был на курорте Соль-Илецк и вот это я приобрел в "Черном дельфине".
"Черный дельфин" — это, вообще, неофициальное название учреждения. Официальное название — Федеральное казенное учреждение "Исправительная колония номер 6". Их шесть таких колоний сейчас по России, взять, допустим, Ямало-Ненецкий автономный округ, поселок Харп, 18-я колония — это "Полярная сова", "Огненный остров" в Вологде, в Соликамске "Белый лебедь " — то же самое. Это названия, которые дали осужденные люди.
— Интересное наблюдение: у вас возле входа в колонию фотографируются туристы, они делают покупки в магазине. Понятно, конечно, что Соль-Илецк — это туристический город, но вас не удивляет, что туристов привлекает колония особого режима?
— Меня не удивляет. Учреждение на сегодняшний день известно, нас посещали журналисты, которые рассказывали, что такое "Черный дельфин", каким оно является. Каждый гражданин, посещающий Соль-Илецк, увидев вывеску, естественно, желает сделать фото на память, чтобы похвалиться перед родственниками: вот я был в Соль-Илецке на пороге "Черного дельфина". Я думаю, что мы все, посещая другие города, стараемся сделать снимок на память самого запоминающегося памятника культуры, здания или сооружения. А здесь у нас прекрасный фасад и дельфин на площадке, мы сделали все, чтобы здание не было мрачным, убогим. Некоторые приезжие путают нас с администрацией, думают, что это мэрия, пока не прочитают вывеску.
— Совсем недавно СПЧ сообщил, что условия содержания в колонии достигли практически европейского уровня. А ведь еще лет шесть-семь назад условия были достаточно тяжелыми. С чем связана такая резкая смена курса?
— Эмоциональная нагрузка, психологическое давление. Мы все это изучили внимательно. У нас есть психологическая лаборатория, которая проводит анализ происходящего.
Сейчас уже современные условия содержания. Раньше цвет стен был темно-зеленый, темно-синий, он, естественно, угнетал и притуплял бдительность сотрудников при несении службы. Ведь это излишняя психологическая нагрузка.
И вот мы стали проводить все по современным европейским стандартам: и обеспечение приватности санузлов, и освещаемость камер согласно нормам, соблюдение опять же норм по площади. Все это дает возможность избежать различных заболеваний, в том числе туберкулеза. Еще у нас есть возможность получать качественное изображение видеонаблюдения. А это значительно снижает нагрузку оператора, который 12 часов находится у монитора компьютера.
В итоге каждое подобное изменение благоприятно сказывается на психоэмоциональном состоянии осужденных. Когда они находятся в улучшенных условиях, между ними создается меньше конфликтных ситуаций. Они становятся менее агрессивными. Количество правонарушений и жалоб снижается.
Чистота, порядок, свежий воздух в камерах. Также просмотр телевизора, переговорные устройства с сотрудниками. Необязательно ждать, можно просто нажать кнопку, с сотрудником поговорить, не открывая камеру. Это все называется современными условиями отбывания наказания. Мы к этому стремимся.
Ежегодно приводим в порядок здания как снаружи, так и внутри, капремонт, косметический ремонт. Не требуется огромного количества денег, если все ежегодно поддерживать, содержать в чистоте, порядке. Поэтому один раз создавая условия, мы стараемся произвести ремонт качественно, чтобы надолго хватило и чтобы психоэмоциональное состояние личного состава и осужденных было в норме, не зашкаливало. Для этого все и делается.
— Вас самого не удивляет тот факт, что на данный момент самые лучшие условия не в каком-то СИЗО, где находятся еще не осужденные люди, не в колониях-поселениях, а в колонии для особо опасных преступников?
— Даже особо опасные преступники, несмотря на то, что они совершили тяжкие и особо тяжкие преступления, являются гражданами Российской Федерации, они также должны содержаться в нормальных условиях, как и другие осужденные, обвиняемые и так далее. Насколько мне известно, сейчас для лиц, находящихся в СИЗО, созданы тоже достаточно хорошие условия, потому что мы делаем все, чтобы уменьшить количество жалоб, число заболевших осужденных.
— Количество жалоб действительно уменьшается?
— За последние годы количество жалоб, я подчеркиваю, значительно уменьшилось. Да, осужденные продолжают писать жалобы по уголовным делам. Мы ни в коем случае не можем им в этом препятствовать. Это их конституционное право — добиваться пересмотра приговора, отмены или приведения в соответствие. В этом плане жалобы осужденные продолжают писать.
— То есть это не касается самого содержания?
— Нет. На условия содержания жалобы бывают, но они незначительны. В основном они связаны с переводом для дальнейшего пребывания в другую тюрьму, ближе к дому, где живут родители. Я говорю "жалобы", потому что это так и называется — "жалоба". Осужденные юридически необразованные их пишут, они не понимают, что начальник тюремной администрации колонии не уполномочен рассматривать вопрос перевода для дальнейшего отбывания наказания в другие учреждения. Это исключительно в компетенции ФСИН России. Там вправе рассмотреть жалобу и дать ответ осужденному.
— Осужденные "Черного дельфина" — это и маньяки, и известные террористы, и высокопоставленные люди. Они все приходят на зону со своим определенным бэкграундом, со своими "понятиями". Как их дисциплинируют? Как заставляют соблюдать режим?
— В любом исправительном учреждении осужденный по прибытии в первую очередь распределяется в карантин. Уже там все службы, начиная со старших специалистов (старший специалист — это все равно что начальник отряда), оперативных работников, работников режима и надзора и психической лаборатории, беседуют с осужденным, выясняют, за какие преступления осужден, составляют психологический портрет, определяют возможность содержания с другими осужденными, с какими группами осужденных можно будет расселять совместно, есть ли хронические какие-либо заболевания, имеются ли трудовые навыки, возможно ли дальнейшее трудоустройство. И сразу объясняют, что в учреждении есть правила внутреннего распорядка, согласно которым осужденный должен устроить свой режим дня. Если осужденный не согласен с этим, начинает нарушать установленные правила, то, естественно, он наказывается. Сначала устный выговор, потом с ним проводится беседа, потом это выговор с занесением в личное дело, ну и потом, это уже как крайняя мера, это удаление в ШИЗО (штрафной изолятор. — Прим. ред.).
— И все неукоснительно соблюдают установленные правила?
— Да, все. Если у осужденных есть проблемы, то после длительных воспитательных бесед все выполняют. К крайней мере прибегаем нечасто.
— Когда я проходил мимо камер, читал: склонный к сопротивлению, склонен к агрессии. Несмотря на ваши заверения о дисциплине, это достаточно частая формулировка.
— Осужденный, как правило, ставится на профилактический учет, если он хотя бы единожды что-то подобное высказал вслух в присутствии сотрудника или других осужденных либо была попытка к действию. После этого он сразу становится на профучет как "склонен". Также если у осужденного статьи 318-319 "Нападение на сотрудников правоохранительных органов", он сразу автоматически становится на профучет как "склонный к нападению на сотрудников администрации". Если осужденный когда-то где-то совершал побег или находился в федеральном розыске, он сразу ставится на профучет как "склонный к побегу". Не факт, что это может случиться, но, поскольку он имел такие статьи, то сразу ставится на профилактический учет.
Таким образом у них на камерах и прикроватных карточках появляются надписи. Если у осужденного этого никогда не было, то такой характеристики не будет. При этом характеристика будет идти с осужденным везде, чтобы сотрудник, который осуществляет надзор, знал, что от него ожидать. Чтобы он знал, что данный заключенный потенциально опасен и своими действиями и поведением может давать повод к применению таких специальных средств, как наручники и все остальное.
— У вас сидит целый "набор" уже подтвержденных террористов и радикальных приверженцев ислама. Насколько быстро они адаптировались к условиям колонии и адаптировалась ли колония к ним?
— Безусловно, мы не можем быть на сто процентов уверены, что они отказались от своих идей, что они успокоились и не станут далее пропагандировать. И, естественно, условия колонии дают повод думать обратное, что они действительно раскаялись. Но, опять же, сразу начинаются воспитательные работы. Аппарат воспитательной системы совместно с психологической лабораторией проводят беседы с целью исключить такие моменты, чтобы они в будущем не повторялись.
— А что они говорят на воспитательных беседах?
— Они говорят о том, что они не видят в своих высказываниях и действиях что-то противоправное. Считают, что это не является противозаконным. Они пытаются заказать литературу, которая находится в федеральном списке и считается экстремистской. Были такие случаи, когда родственники привозили. Она изымалась сразу при доставке к нам. Они пытались объяснить, что они не знали об этом, что это обычная мусульманская литература, которую они читают.
— Я, кстати, был в библиотеке и заметил Библию в нескольких экземплярах, но я не увидел там Корана. Мне сказали, что он есть, но так как пользуется популярностью, то постоянно находится на руках. То есть в этом препятствий нет. А совершение намаза?
— Только в установленное распорядком дня время. Как принято у мусульман, они должны молиться в темное время суток, во время поста им нельзя днем принимать пищу. Но это не распространяется на осужденных, отбывающих наказание в учреждении. Есть установленные порядки, и все должны их соблюдать. Ради бога, до отбоя он может помолиться, но после отбоя все должны спать, соблюдать распорядок дня. Если же режим будет нарушаться, то осужденный привлекается к строгой дисциплинарной ответственности.
— Не пытались правозащитники возмущаться, что вроде как нарушается свобода вероисповедания?
— Нет. Мы же не запрещаем молиться. Молитесь в дневное время, пожалуйста. Мы не запрещаем, но есть установленный порядок отбытия наказания. Согласно распорядку дня, после 22 часов у нас наступает отбой, в выходные дни после 23 часов. Все осужденные должны быть на спальных местах, а до 22 часов, пожалуйста. Никто не запрещает.
— Все сотрудники, с которыми я сегодня говорил, отмечают важные положительные моменты. Первое: отсутствие хоть какой-либо блатной романтики, а также запрещенных предметов, например мобильников. Как удается бороться с этим?
— Это в первую очередь ответственная, бдительная работа личного состава. У наших сотрудников нет никакого страха перед осужденными. В учреждении содержатся и криминальные лидеры, которые пытаются навязать свою тюремную субкультуру сотрудникам. Но сотрудники действуют в рамках закона, они могут разъяснить осужденным, что те нарушают законодательство. Конечно, если не обращать внимания на эти вещи, то они появятся и в нашем учреждении. Просто скажу откровенно, я уверен в личном составе на данный момент. Здесь ребята не дадут повода усомниться в своем поведении и требуют от осужденных соблюдать элементарные правила внутреннего распорядка. Настойчиво. Нельзя давать повода расслабляться заключенным.
— Вот пример: приходит вор в законе со своими понятиями, а тут ему приходится самому убираться в камере, что в среде, мягко скажем, не поощряется. Он же откажется выполнять такое требование.
— Нет. Ни в коем случае. Здесь свои подходы, это не секрет, не хитрости. Просто если такие осужденные здесь находятся, они, как правило, изначально попадают в одиночную камеру. Когда заключенный находится один, у них по тюремной субкультуре не возбраняется наводить для себя самого порядок. И если не убираться, то будет он в этой комнате в пыли и грязи жить, это ему не на пользу. Опять же, взыскания — их будет очень много, он будет считаться злостным нарушителем, будет помещен, скорее всего, в строгие условия содержания, в которых не будет возможности смотреть телевизор, встречаться с родственниками, звонить по телефону, как у других осужденных. Поэтому они все понимают и ведут себя соответственно.
Если кто-то идет на принцип, то они со временем приходят к тому, что лучше соглашаться с абсолютно законными требованиями администрации, чем навязывать свои и постоянно быть под пристальным контролем и лишаться чего-либо. Поэтому они сами соглашаются.
— А как с людьми, у которых с психикой проблемы? Они же могут и не понимать эти правила.
— Как правило, такие лица содержатся в камере с другими осужденными, дабы исключить акт членовредительства либо суицида, потому что, как правило, у всех лиц, стоящих на профучете, психологической лабораторией или медицинским отделом выявляются такие наклонности: суицидальные или членовредительство. И осужденные, которые находятся рядом с ними, стараются контролировать, держать в рамках нормального поведения. Если уже совсем не справляется, то переводится в условия медчасти, где ему назначается медикаментозное лечение.
— Как сами осужденные относятся к такому неожиданному соседству? Говорят, там ночами не спят иногда.
— Бывает такое, конечно. Но со временем привыкают и начинают общаться уже нормально. Все бывает. Но в основном осужденные меж собой уживаются. Если возникает психологическая несовместимость, то, естественно, их переводят в другие камеры, в другие помещения. Это быстро выявляется. Иногда сами осужденные могут об этом заявить либо работники.
— Какая-то ротация между заключенными есть? Потому что прожить 15 лет с одним человеком в камере на восьми квадратных метрах — это, мягко скажем, не улучшает совместные отношения.
— За психологической несовместимостью между сокамерниками следят оперативный отдел учреждения и психологическая лаборатория. Осужденные сами заявят о невозможности дальнейшего совместного пребывания либо начнется конфликт в камере, который выявляют сотрудники. Есть и обратный случай, когда осужденные вместе долго содержатся, их расселяют, а они потом начинают писать прошения, заявления, чтобы их снова поселили в одной камере. Объясняют это тем, что привыкли уже. Друг другу не мешают, не надоедают.
— Осужденные на пожизненные сроки имеют право просить об УДО по прошествии 25 лет за решеткой. Насколько я знаю, появилось минимум 30 человек, у которых это право может вроде как наступить. Кто-нибудь из них подал уже заявление на УДО?
— Да. Подали уже 13 человек, но всем осужденным было отказано.
— А если не секрет, кто это был?
— Их было достаточно много. Им всем было отказано, потому что в решении о предоставлении права УДО судом непосредственно по месту нахождения осужденного принимают участие представители прокуратуры, администрация характеризует осужденного. То есть дается объективная характеристика на каждого осужденного.
— Даже пожизненные осужденные в колонии работают. Чем же они занимаются?
— Как правило, когда происходит первое знакомство с осужденным в карантинном помещении, сотрудники головных и производственных служб обязательно задают первый вопрос, есть ли какие-то навыки и какой гражданской специальностью осужденный обладает. Есть ли образование или он просто работал где-то, после чего осужденному в нашем учреждении предлагается три варианта трудоустройства: первый — швейный участок, второй — обувной участок, третий — сувенирный участок. В зависимости от его навыков, состояния здоровья, физического состояния вообще.
Если осужденный готов трудиться, то первые полгода мы его проверяем со всех сторон. Если нет никаких хронических заболеваний, которые будут препятствовать для трудоустройства, осужденный просто изучается — его психологические аспекты, совместимость с сокамерниками и так далее. После этого он выводится на работу в качестве ученика. Если нет профессии, он обучается бригадным методом уже непосредственно на производственном участке и потом уже допускается к самостоятельной работе. Это все, естественно, табелируется, выплачивается заработная плата осужденным. Предоставляются отпуска как положено, согласно Уголовно-исполнительному кодексу, в количестве 12 рабочих дней.
Для осужденных это не развлечение, но работа является отдушиной для многих, возможно общение с коллективом, потому что если в жилой камере максимум четыре человека, то в рабочей уже 12. Они могут свободно между собой общаться, делиться впечатлениями, ну и, как они сами говорят, время быстрее пролетает, когда занят на работе.
Также есть возможность погашать иски и помогать родным и близким. Еще многие осужденные свою заработную плату отправляют денежным переводом своим пожилым родителям. У осужденных зарплата (кто работает на сдельной оплате труда) может быть вполне приличной, особенно с учетом ситуации. Это зависит напрямую от осужденного, его трудовых навыков, выполнения норм выработки. Многие осужденные свои иски погасили в нашем учреждении. Кто-то получил право на пенсию по возрасту, по старости. Они могут получать пенсию и продолжать работать, если состояние здоровья позволяет. То есть до 60 лет он обязан трудиться, после 60 лет он может трудиться. То есть он уже не обязан, но имеет право. Тем самым получая и пенсию, и заработную плату, и помогая своим близким.
— Коллеги приезжают брать пример с вас?
— Да, приезжают. Причем бывают ситуации, когда руководство ФСИН России направляет сюда сотрудников именно для того, чтобы они перенимали опыт. У нас есть что перенимать.
— Однако многие моменты, которые ставят вас в пример, решаются за счет того, что тут особый режим. Поэтому возникает резонный вопрос: можно ли вообще перенести ваш опыт на другие колонии, где изначально и не предполагался особый режим?
— Теоретически да. Однако это надо и практически применить. Потому что у нас, например, строгий режим на сто процентов выполняет те требования, которые мы предъявляем. В целом же хочу сказать, что такого результата можно добиться во многих учреждениях. Правда, применить наш опыт ко всем колониям, скорее всего, будет сверхтрудно. Ведь он нарабатывался годами.
— Сами осужденные строгого режима одобряют необычные для себя условия?
— Одобряют. Все дело в том, что они не просто так очень дисциплинированные и соблюдают все установленные правила учреждения. Это все результат не только жесткого контроля, но и своевременной мотивации осужденного, правильного подхода. И когда они понимают, что, соблюдая все правила, получают более выгодные для себя условия, к примеру, шанс на переход в более мягкий режим (например, колония-поселение) или же выход по УДО, то стараются соответствовать. И все это разъясняется не только в беседе с осужденным по прибытии, но и в течение всего его нахождения в колонии на строгом режиме. Вот и весь секрет дисциплины. Причем другого варианта получить такой результат я не вижу.
— А есть ли у подопечных "Черного дельфина" свои фанаты? Те, кто пишет им письма, просятся на свидание, как, например, в США, где у маньяков и убийц существуют вполне реальные поклонники.
— Слава богу, фанатов у наших осужденных я не припоминаю. Переписку в основном поддерживают с родными и православными или другими религиозными, не запрещенными на территории страны, организациями. А этих людей трудно назвать поклонниками. Тут скорее те, кто хочет оказать моральную поддержку нашим осужденным. Они пишут, как осужденный должен себя вести, как в Бога верить. Тех, кто ради наших именитых сидельцев на все готов и признается в этом, нет. По крайней мере, я таких не встречал.
Впрочем, у нас есть отдел цензуры, который такие письма к нашим психологически неустойчивым подопечным и не пропустил бы.
— При этом именно у вас сидит один из самых знаменитых российских "подражателей" Владимир Муханкин, убивший больше дюжины людей.
— Это именно Муханкин себя считает последователем, но люди, которые его действительно знают, имеют совершенно другое мнение. Да и будем откровенными — особо большого интереса к нему нет. Он стал известным уже после того, как его показали по телевизору, когда он уже находился в стенах колонии. Во время очередного интервью он неожиданно рассказал о всех своих "подвигах", после чего стал известен телезрителям. Он сам, может, и фанат, но вот у него их нет.
— Сейчас те, кто находится на особом режиме, могут позволить себе невиданную роскошь — длительные свидания. Их ввели совсем недавно, кто-то уже воспользовался этим правом?
— С декабря 2016 года уже более 300 человек воспользовались этим правом. В основном приезжают родители, жены. Ну и дети, конечно. Может, еще братья или сестры. Причем друзья приехать не могут, только те, кто записан как родственник в личном деле осужденного. Как правило, это только семья.
Есть и те, кто желает выйти замуж за осужденного. Например, сейчас я как раз читал письмо, в котором родственница осужденного просит рассмотреть вопрос встречи своей сестры с сидельцем. Дословно: "Моя сестра Надежда и осужденный Андрей очень любят друг друга. Хотят расписаться, пожениться в 2017 году". Вот вам характерный пример. И заключить брак в колонии может любой осужденный. Тут у нас нет никаких разделений на примерных и не очень. Если он захотел завести семью, мы против не будем. Я не буду называть фамилии, но за последние шесть лет браков пять-шесть в стенах "Дельфина" все же заключили. Ну это при мне. За всю историю колонии их было гораздо больше. В основном, конечно, это осужденные по таким статьям, как "Убийство" или "Разбой". Маньяки не женятся.
— Есть особая категория преступников, которых в криминальной среде называют профессионалами, киллеры например. Они идут на преступление осознанно и за деньги, чем, в принципе, очень сильно отличаются от основного контингента колонии. Каково их поведение, когда они понимают, что просидят за решеткой всю свою жизнь в окружении не совсем адекватных соседей?
— Действительно, до момента поступления к нам у них есть свои предубеждения в том, что они своими преступлениями не только зарабатывали себе на жизнь, но и "чистили" общество, убивали людей, которые не должны были жить в нем, поскольку были преступниками. Однако теперь они уже понимают, что осуждены именно за тяжкие преступления. Весь этот гонор с них слетает, и приходит простой ответ: никто не вправе лишать жизни другого человека. И вот когда это осознание приходит, они особых проблем больше не создают. Но поначалу все же часто ведут себя вызывающе, надменно. Есть такое.
— И они действительно приходят к пониманию того, что были именно обычными преступниками, а не "элитой"?
— Да, понимают. Были бы они элитой общества, то не оказались бы в наших стенах, поэтому они прекрасно осознают, в каком сейчас положении находятся.
— Кстати, а как содержат насильников и других не совсем психически адекватных личностей? Им отводят отдельные от криминальных осужденных камеры?
— Нет. У нас нет разницы между маньяками и педофилами, насильниками и убийцами, содержащимися в камерах бывших сотрудников правоохранительных органов и преступными авторитетами. Они содержатся все вместе — в одинаковых для всех условиях отбывания наказания. Разделений не делаем. И они отлично понимают, что пожизненное лишение свободы — фактически дорога в один конец, поэтому и делить им тут абсолютно нечего. Создавать какую-то субкультуру или иерархическую лестницу тоже нет смысла. Ничего от этого не изменится, а любые проявления подобных желаний строго караются.
— Как вы лично относитесь к мифам и легендам, окружающим "Черный дельфин"?
— Я же понимаю, что все это идет из уст простого обывателя, который никогда не мог даже подумать, как устроена жизнь за этими решетками и как отбывают пожизненные наказания. Мифов, конечно, очень много, но у нас есть реальная действительность, которую стоит брать в расчет. Нам иногда становится даже смешно, когда читаем, что у нас тут на 700 преступников 900 человек личного состава, что тут все чуть ли не звери. На самом деле люди просто стараются выделиться перед друг другом, значимость свою показать, что, мол, они знают, как все в "Черном дельфине" устроено. А потом в интернете эти мифы свою публику набирают, лайки там, репосты. На самом же деле учреждение как делало свою работу, так и делает. С тем же самым контингентом, где-то еще известным, а где-то уже забытым. Но он есть и его никуда не деть. Как, впрочем, и мифы.
— Сами вы считаете, что осужденные колонии находятся в тех условиях, в которых они должны находиться? Или же следует что-то ужесточить, что-то, может, наоборот, смягчить?
— Я считаю, что они находятся в тех условиях, которые они заслужили. Есть те, кто говорит, что условия слишком суровые. Но если взять противоположную сторону — людей, которые пострадали от действий этих осужденных, — они будут полностью обратного мнения. И вот мы имеем две противоречащих друг другу стороны. Мнений может быть много. Но я считаю, что те условия, которые есть сейчас, вполне нормальные. Опять же — вполне заслуженные. Можно сделать и жестче, и слабее. А мы выбрали именно такую середину, при которой с ними обращаются как с людьми, но при этом они отбывают наказание, а не сидят в санатории.
— Какие новшества в работу колонии вы хотите внести в недалеком будущем?
— У нас в приоритете именно обеспечение максимального количества осужденных рабочими местами. Для этого мы строим новый корпус, где будут рабочие камеры. Если осужденные будут заняты, то, во-первых, смогут погашать иски для потерпевших, а это большие деньги, которые они должны хоть как-то зарабатывать, и, во-вторых, будут гораздо спокойнее переносить заключение. Это тоже немаловажно для спокойной обстановки. Такова сейчас основная задача. К тому же развитие экономической составляющей дает возможность развития и самого учреждения. Мы сможем делать более тщательный ремонт, приводить камеры все ближе к европейским стандартам и прочее. Просто ждать помощи от государства — это неправильно. Мы можем многие вещи делать своими силами. Так почему же нам этого не делать? Сейчас мы отслеживаем рынок товаров, на которые растет спрос, продумываем логистику, смотрим конкурентов в регионе. Все для того, чтобы производимые нами изделия не пылились на складе.
Востребовано швейное производство, и мы увеличиваем обороты в этом направлении. Расширяем виды товаров. И заказов ведь очень много, поэтому держим курс на расширение.
Фонтан "Черный дельфин" перед административным зданием колонии ИК-6 УФСИН России в городе Соль-Илецк Оренбургской области
Комментарии (1)