Hushome в местах не столь отдалённых
Я вышла из трамвая «четвёрки» на остановке «Писарева» в предместье Рабочее. Вокруг был на редкость унылый пейзаж: покосившиеся деревянные домики, разбитая дорога, подозрительного вида магазинчик… А немного в стороне виднелся небольшой церковный куполок и спирали колючей проволоки. Куда только не заведёт журналистское любопытство. Даже в исправительную колонию строгого режима.
Это не рядовая колония, в ней сидят бывшие госслужащие: сотрудники судов и отделов внутренних дел, пожарные и военные. Все они осуждены за тяжкие и особо тяжкие преступления: убийства, изнасилования, разбой, хранение и сбыт наркотиков, взятки, превышение и злоупотребление должностными полномочиями. Такие вот дела.
Разумеется, я не одна туда пошла. Со мной были фотокорреспондент Мария и сотрудница ГУФСИН (Главное управление Федеральной службы исполнения наказаний) Юлия Савельева.
На КПП у нас забрали паспорта и выдали пропуска. «Спрячьте их подальше, лучше закройте карман на замок. Если потеряете – будут проблемы с тем, чтобы отсюда выйти», – предупредила нас Юлия. Мелькнула мысль, действительно, хорошо его спрятать, сказать, что потеряла, и посмотреть, что из этого получится. Но я тут же её отбросила.
Нашим сопровождающим был начальник охраны Рауф Гусейнов. Как нам сказали, женщинам без сопровождения мужчины на территорию колонии заходить нельзя. Оно и неудивительно. Колония то мужская. Да мы и не рвались в одиночку исследовать быт жителей ИК-3. Перед выходом во внутренний дворик на нас с фотографом Машей напало идиотское хихиканье. Нам вовсе не было смешно, просто это нервное. Пришлось прогонять крайне неуместную улыбку усилием воли. Впрочем, улыбаться быстро расхотелось. Очень уж обстановка не располагала.
СОЗНАЮ СВОЮ ВИНУ, МЕРУ, СТЕПЕНЬ, ГЛУБИНУ…
Территория колонии делится на жилую и производственную зоны. В производственную (швейный и мебельный цеха) мы не пошли, а вот по жилой мы прогулялись. Небольшой двор, двух- и трёхэтажные бараки с вывесками «Отряд 1», «Отряд 2» и так далее. На стенах висят стенды с распорядком дня и агитационные плакаты, призывающие к раскаянию. Мы зашли в один из бараков, там было много кроватей, заправленных по образцу, на каждой – бирка с ФИО, порядковым номером и фотографией. На стене висели зеркало с надписью «заправься» красной краской и несколько картинок, нарисованных обитателями комнаты. Слова про «висящее в воздухе ощущение тоски» и «давящую атмосферу уныния», возможно, излишне пафосны, но так оно и есть. Тоска и уныние.
Кстати, вновь прибывших держат отдельно от остальных в карантинном отделении, дают им как-то прийти в себя, и только через две недели выпускают. Хотя слово «выпускают» тут не совсем уместно.
Есть в колонии и церковь, точнее говоря, комната-молельня. Это помещение на втором этаже, заставленное иконами, расписанное фресками – большинство из них рисовали сами заключённые – и прочей православной атрибутикой. Внешний лестничный пролёт огорожен кружевными коваными решётками, три небольших колокола и голубая маковка с крестом на крыше дополняют картину.
Рауф Гусейнов сказал, что тут почти всегда кто-то есть, а, например, в Пасху всё помещение просто забито. По воскресеньям и церковным праздникам сюда приходит священник и проводит службы. Интересно, большинство здешних прихожан стали религиозными уже в колонии или нет? Мне удалось поговорить с одним из постоянных посетителей храма. Евгений, невысокий и худой человек с застенчивым лицом, много и красиво говорил о покаянии, о том, что здесь есть время всё осмыслить, осознать свою вину…
Hus: Сколько вы уже здесь?
Евгений: Пять лет.
Hus: А сколько ещё осталось?
Евгений: Милостью Божьей, ещё два года.
Позже я узнала у начальника охраны, что он сидит по статье 132 за изнасилование несовершеннолетней.
Среди верующих зэков есть представители разных конфессий: православные, мусульмане, буддисты. «Есть даже йоги», – сказал охранник и почему-то усмехнулся.
СУДАРЬ, А НЕ ПРОЙТИСЬ ЛИ НАМ ПО ЗИМНЕМУ САДУ…
Наш провожатый показал нам ещё несколько интересных мест. Сначала мы были в зимнем саду. Маленький клочок земли, засаженный цветами и кустами, стоят скамейки, журчит фонтанчик, всё ухожено и красиво. А за стеной – кабинет психологической разгрузки.
Юлия: Здесь с заключёнными работают специалисты, те пишут всяческие тесты.
Hus: А какие тесты?
Юлия: Психологические.
Вот как оно, оказывается. Психологи проводят психологические тесты. Не какие-нибудь там другие. А я уж было подумала…
Дверь была заперта, но нам сказали, что там есть ещё и аквариумные рыбки. Очень мило.
Прямо под фиалками и цветущими лимонами – тренажёрный зал. Ну, тут и описывать особо нечего: все знают, чем в качалках занимаются. Конечно, всё по расписанию, никто не может весь день штангу тягать и педали крутить, на это даётся максимум полтора часа в день.
Следующей по курсу у нас была библиотека и по совместительству место собрания буддистов. Буддистов мы не застали, а вот пару читателей увидели. Уютное, надо сказать, место. Помещение маленькое, зато стеллажи с книгами до потолка. Я не удержалась и пошла смотреть, что за книги то. Толстой, Диккенс, Толкиен… Классика, много классики, детективы, фэнтези и, конечно, юридическая литература – она очень интересует посетителей этой библиотеки. Оказалось, что книги тут подбирают так, чтобы никакая экстремистская литература не просочилась в стройные ряды разрешённого чтива. Интересно, а «Преступление и наказание» Достоевского там есть? Жаль, что я не догадалась об этом спросить.
Ещё в колонии есть школа. Даже с компьютерным классом. Здесь желающие могут получить второе (или первое) высшее образование он-лайн в Современной Гуманитарной Академии. Разумеется, не бесплатно. Для тех, кто не закончил среднее образование, тоже проводятся уроки, уже безвозмездно. Учителя приезжают из города и преподают физику, математику, историю…
Бар «У Иваныча» – эта вывеска меня просто поразила. Колония строгого режима – и вдруг бар. И обстановка там, как в обычном баре-забегаловке (я имею в виду интерьер, конечно же, а не атмосферу). Как так? Оказалось, что, вот, некоторые отбывающие наказание имеют привилегию изредка порадовать себя таким образом, отпраздновать день рождения, к примеру. Если будут хорошо себя вести. Я спросила, сколько времени должно пройти минимум, чтобы человек зарекомендовался как примерный заключённый. Рауф Гусейнов сказал, что полгода.
«ВСЮДУ ЖИЗНЬ»
Подозреваю, что показали нам далеко не всё, но основное мы увидели. Чтобы понять, что, надо же, и тут люди живут. Да-да, спасибо, кэп, я знаю. Плохо живут, конечно. С другой стороны, с чего бы им тут жить хорошо? Это ведь место отбывания наказания, как-никак.
На самом деле, весь мой сарказм в статье, возможно, даже неуместный, – это защитная реакция. Я, знаете ли, такая из себя почти что филологическая дева, очень далёкая от криминальной стороны жизни. И тут вдруг – стою в центре исправительной колонии строгого режима. А вокруг – уголовники. И все они на меня смотрят. И на фотографа Машу. Такого количества мужского внимания я не ощущала на себе никогда. Подозреваю, что Маша тоже. И от этого было очень… эммм… неуютно. Хотелось куда-нибудь спрятаться от этих взглядов, закутаться в паранджу, я не знаю. Во время «экскурсии» я старалась держаться поближе к охраннику. Так, на всякий случай. Но иногда забывалась и обнаруживала, что он где-то в стороне, а я стою рядом с двумя-тремя заключёнными. И позади меня кто-то из них тоже. Тогда я максимально доброжелательно улыбалась этим людям и быстро-быстро перемещалась под защиту охраны.
Знаете, что порвало мой шаблон? Их лица, их глаза. Я ж никогда раньше не видела осуждённых преступников, только по телевизору, что, конечно, не считается. Мне представлялись угрюмые рожи в духе Теодора Бэгвелла из сериала «Побег». А тут я увидела людей, просто людей. Глядя на них и не скажешь, что это грабители, насильники и убийцы.
Непохожи они на Теодора Бэгвелла
Когда мы подходили к КПП, то из-за отгороженной от нас сеткой и колючей проволокой деревянной стены раздался детский смех. Мы замерли. «Там комната длительных свиданий, – пояснил Рауф Гусейнов. – Семьи навещают своих родственников». Почему-то этот смех меня и добил. Нет, я не зарыдала, у меня не затряслись руки, ничего такого, просто стало совсем уж как-то хреново.
"Оптимистичная" надпись, напоминающая, что мы всегда можем вернуться в это чудесное место
Зэки в чёрной форме с порядковыми номерами, церковный купол с крестом на фоне колючей проволоки, бар «У Иваныча», трогательные цветы в оранжерее, размеченный для построений белыми линиями асфальт, охрана с автоматами на вышках, которые нельзя фотографировать, заливистый смех ребёнка… Театр абсурда, маленькая модель мира, тоже абсурдного.
Комментарии (1)