Много деревень в России, от Смоленска до Амура раскиданы по нашей Родине всевозможные Михайловки, Калиновки да Починки. И везде примерно жизнь одинакова, небогатые деревушки, где большинство населения это люди за 50. У каждого жителя здесь есть своя история, сюжет который достоин книги и фильма. Наверно самые удивительные истории можно услышать в тех местах где 70 лет назад отгремели кровопролитные бои Великой Отечественной. Вот одна из таких деревушек буквально затерялась на окраине Брянской области. История этого населенного пункта похожа на сотни других - жили спокойно, затем революция и гражданская война, крепкие хозяйства придушили коллективизацией, а потом и вовсе война началась которая и разделила все жизни "до" и "после", после войны жизнь вроде бы стала налаживаться но постепенно село становилось меньше и меньше. А в 90-е казалось что жизнь закончилась и надо лишь немного времени чтобы название очередной деревни исчезло с карт местности.
Магазина в деревне нет, торгуют с кузова. Фото: Игорь Шпиленок
Рассказывает Болохонова Евдокия Трофимовна (Марфина), 1923 года рождения:
Я была в отряде имени Малинковского. Командиром у нас был Митя Баздеркин, потом он погиб. Нас было 160 человек.
Мы, девки, еродромы для самолетов расчищали, землянки делали, летом огороды по полянам садовили. Зимой сидели в Чухраях, шили. У моей крестной машинка была своя, да партизаны нам машинок собрали. Парашютов привезут нам целую кучу, мы пороли их и рубахи шили, халаты белые шили – чтоб на снегу незаметно было.
Кого из партизан поранят – отправляли их на большую землю, так ее называли, потому что мы были на малой земле. Было в день партизана поранят, а к ночи его уже отправляли, не страдал здесь. Самолеты к нам кажную ночь прилетали. Жрать нам привозили, а то мы подохли бы здесь. Привозили концентрату, соли привозили. Мужчины больше всего табак ждали. Сухарев привозили в пачках. Все привозили. Мне сейчас хуже, чем тогда.
Шли мы раз на Миличи, там просо на поляне сеяли, хорошо родило. Идем, слышим - стогнет кто-то. Хлопчик молодой, высокий лежит. Обе коленки пулями перебиты. Белый, худой: «Восемнадцать дней я тут лежу – вы первые, кто пришли». Восемнадцать днёв не евши - не пивши! Сделался белый-белый. Всю кругом себя траву поел. Треба что-нибудь делать. Насекли палок, его на палки положили и потащили на еродром. А еродром был промежу Нового Двора и Рожковскими Хатками. Мы его расчищали. Отнесли его, а документы у нас остались. После освобождения послали их к его батьке-матке. И пришла благодарность: сын остался живой. И ён благодарность нам прислал.
А бывало, что тяжелых раненых пристреливали… Людей тут погибло…
В сорок третьем на Духов день немцы лес чистить начали. Сюда, в Чухраи, наш, местный их привел. Скобиненком его звали по уличному. Сколько тут людей побили… Моя тетка не побежала прятаться: «А что бог даст…» И сразу погибло четыре головы: два сынка, мужик и дед. А ее не тронули, только мужчин убивали. А многим не дали тут умереть, в Брасово погнали. Там могила братская. 160 только наших, чухраевских, малых хлопчиков и стариков. После войны ездили отгадывали своих. А ведь это наш, чухраевский, сюда немцев привел. Скобиненком по уличному звали. Ён тут все немцам показывал. А пришла Красная Армия, и его самого показательно повесили. Его самого и сына его…
Трудно, Трудно… Только два погреба от Чухраев остались…
Евдокия Трофимовна умерла не так давно
Похороны Трофимовны. Фото: Игорь Шпиленок
Магазинов тут нет, но несколько раз приезжает машина из соседнего села и привозит продукты. Продают прямо с кузова. Но местные жители не ропчут на отсутствие магазинов, мол так деньги сохраннее. Но все же всегда впрок закупают соль и спички - "мало ли чо". Благодаря бездорожью, в этой деревне до совсем недавнего времени сохранялся уклад жизни прежних веков: деревня почти нечего не получала от внешнего мира, производя на месте все необходимое для жизни. Замкнуто жили, а кормились не сельским хозяйством, а лесным промыслом. В каждом доме были мастера - изготавливали бочки, кадушки, слесарничали, строили... Сейчас конечно мастера те постарели и не так уверенно владеют топором.
Бездорожье бережно хранит деревню от цивлизации. Фото: Игорь Шпиленок
Рассказывает Болохонова Ольга Ивановна (Купчиха), 1921 года рождения:
«Хлеба у нас веками не сеяли. Только при колхозах заставили сеять. Сей - не сей, все равно зерно не родится. А огороды были у каждого. А у кого было две-три лошади, да два-три сына – своя рабочая сила, раскапывали огроды большие. В двадцать девятом и тридцатом начали раскулачивать их.
Коноплю сажали, конопля хорошая родилась. До колхозов ее каждый у себя в огородах сажал. У каждого своя рубаха, свои штаны, свои онучки – все из полотна.
У нас тут каждый своим мастерством занимался. Колеса делали, катки, а сани и сейчас делают. Обод гнут. Раньше парня была, в парне парили этот дубок, гнут полоз. И возили продавали, далеко, до Дмитрова довозили на своих лошадях раньше. И бочки продавали – тоже из дуба делали. А под сало кублы осиновые делали.
У нас кругом дуб. В особенности мужчины заготавливали дуб весной, на лодках. Воровали дубы. Вот настанет разлив, поедут на лодках, дуб срежут, побьют его там на гонтье, потом на клепку, на лодках привезут. Спрячут по чердакам до зимы. А зимой делают. Дубы больше резали по ту сторону Неруссы. Леса государственные, лесники ловили – это нам еще мать рассказывала. Дуб завалят, узнает лесник, придет – угостят лесника. И все - лес как шумел, так и шумит.»
Еще десяток лет, ну максимум двадцать, и уйдет в небытие еще одна деревня с карты нашей Родины, как ушли сотни и сотни деревень с 1990 по 2018 годы. Время стабильности, стабильности вымирания...
Комментарии (0)