Свой лицей

Своим лицеем мы, советские люди, с полным правом можем считать школу и вуз. С пьянящим чувством  свободы и первых всполохов жизненных впечатлений это сравнение могло бы быть точным. И школу, и университет я, например, запомнила как сплошной праздник. Даже девичьи слезы по поводу и без совершенно эти впечатления  не меняют.
Правда, университетские годы остались в памяти как совершенно зря потраченное время. Потому что журналистика – это не наука, не образование, это сумма знаний о жизни, которые получаешь не в студенческой аудитории, а в редакции газеты. Поэтому умные люди после школы шли работать, а учились по вечерам. У меня до сих пор осталось легкое разочарование в том, что пять университетских лет были совершенно лишним, потерянным временем. Сколько бы я успела за эти пять лет сделать в том же «МК», куда пришла только по окончании вуза. Но что теперь: история не знает сослагательного наклонения.
Главная обида в том, что знания, приобретенные в универе, никогда не пригодились. Научный коммунизм пал, поверженный, в середине 80-х, туда же рухнули политэкономия, теория советской печати и атеизм. История – да. Но и она сейчас трактуется совершенно иначе. Осталась лишь литература, которой , конечно, спасибо, вряд ли я бы без нагайки в виде приближающегося экзамена прочитала «Метаморфозы»  Овидия, не говоря уже про «Полидор» Михаила  Хераскова.
Настоящим , без дураков, моим лицеем стал, конечно, «Московский комсомолец», который научил и заметки писать, и родину любить.  Там все познавалось сразу – и история, и политэкономия и даже научный коммунизм. «Ну, что,  Белан, - грозно спрашивал ответственный редактор Зураб Налбандян, - поедешь в Уренгой целину поднимать или мама не отпустит?» Ему почему-то нравилось подшучивать над моей наивной юностью. Я, конечно, летела в Уренгой, и не целину поднимать, а писать про наши отряды на нефтяных разработках, жила в палатках вместе с поварихами , летала на кукурузниках и верила в то, что мои заметки сделают мир лучше,  добрее и чище.