Москвички рассказали истории родных и близких, оказавшихся в платной клинике
«Они сказали неправду, мама не спала. Она впала в кому. У нее начинался отек мозга, но об этом мы тоже узнали не сразу. И пока мы не оплатили все счета, нам ее не отдали. Мы перевезли ее в другую больницу, но было поздно».
Смертельно больные пациенты оказываются в заложниках у клиник, которые призваны облегчать их страдания. Истории — из уст родных и близких.
Фото: фонд "Вера".
«Они сказали, что по своему усмотрению могут интубировать Наташу, вставят ей в горло трубку, она не будет транспортабельна — и все равно выбьют из нас деньги, хотя бы и по суду. Мы просто не знали, что нам делать, как ее вызволить», — до сих пор, хотя прошел уже месяц, не может прийти в себя москвичка Валентина Воробьева.
Ее родственница Наталья Б., страдающая неизлечимым онкологическим заболеванием, оказалась заложницей платной многопрофильной клиники, оказывающей в том числе паллиативные услуги.
За один день пребывания там с родных Натальи, по их словам, взяли сто тысяч рублей. При этом сумму заранее не озвучили.
Семьи умирающих нередко готовы выложить любые деньги, лишь бы облегчить страдания своих близких. Залезть в кредит, отдать последнее... Но что действительно скрывается за дверями платных хосписов и больниц, за профессиональными улыбками обходительного медперсонала, попытался разобраться «МК».
Наталье Б. (фамилия не названа по этическим причинам) исполнилось 59. На фотографии, сделанной всего лишь прошлой весной, цветущая, красивая женщина. Скоро Наталья узнает свой диагноз — рак. Она сгорит буквально за несколько месяцев. Все, что от них зависело, онкологи сделали, но надежды на выздоровление было мало.
«Наталья мне не кровная родственница. Наши дети женаты. Но мы с ней как родные — видя ее мучения, как она кричит от боли, любой нормальный человек попытался бы их облегчить, если бы имел такую возможность», — говорит Валентина Воробьева.
«Отдавать не хотели до последнего»
Перед новогодними праздниками Наталье предстоял очередной курс химиотерапии. Чувствовала она себя очень плохо, практически не вставала с постели, не могла принимать пищу, в брюшной полости скопилась жидкость, не прекращались боли, нарастала интоксикация. Больная находилась дома. Профессионально ухаживать за ней было некому. Средний сын уехал в командировку за границу. Старший и младший целый день на работе. И так получилось, что на последней стадии заболевания обреченная на смерть женщина оказалась без надлежащего ухода.
Валентину Воробьеву я знаю лично. Собственно говоря, она и поведала мне эту жуткую историю.
Валентина, разумеется, не олигарх. Но зарабатывают они с супругом по московским меркам неплохо. «Когда я пришла к Наташе и увидела, в каком она состоянии, мне стало не по себе. Посоветовалась с мужем, и мы решили, что было бы лучше, если бы ее хотя бы на эти праздничные дни положить в платное паллиативное отделение... О бесплатном хосписе мы даже не думали, привыкли, что за все хорошее нужно платить».
По рекомендации вызвали перевозку из Первой университетской клиники.
Название внушало доверие. Всем известно, что в Москве очень похожая больница при одном из медицинских учебных заведений — одна из самых авторитетных в России. Родственники были уверены, что это она и есть.
Но вот знают ли в Росздравнадзоре, что очень похожий, до степени смешения, известный медицинский бренд, который в народе тоже называют «первой университетской», носит посторонняя организация?
23 декабря Наталью в состоянии крайнего истощения доставили в медучреждение.
«Нас встретили радушно, как дорогих гостей, буквально носили на руках, — продолжает Валентина. — Назвали цену — 10 тысяч рублей за одни сутки пребывания. Мы посчитали, что сможем заплатить за 10 дней. То есть на депозит по договору мы сразу же положили 100 тысяч рублей, эти деньги должны были списывать по мере нахождения пациентки в больнице. За эту сумму нам обещали палату на двоих, индивидуальную сиделку, необходимую терапию...»
На сайте этой клиники объявлена цена за сутки пребывания «от трех тысяч рублей», если родные хотят, чтобы была комплексная программа ухода, — от 8 тысяч. Но, очевидно, публичной офертой эти сведения не являются, так как, по словам родственников, стоит только потенциальным заказчикам переступить порог, как базовый ценник тут же взлетает вверх.
В договоре Валентина Воробьева фигурировала как «заказчик медуслуг». Воодушевленная общением со специалистами, она с сыновьями больной отправилась домой, но уже на следующий день Валентине позвонили и сообщили, что Наталье стало хуже. Ее переводят в реанимацию.
Год назад Наталья Б. была цветущей женщиной.
«Когда я приехала туда, то выяснилось, что первые сутки в реанимации со всеми процедурами обошлись в 122 тысячи 441 рубль, поэтому с нашего депозита сняли все, что там было, и мы же еще и остались должны, но нам якобы сделали скидку», — возмущается Валентина. От вчерашних улыбок персонала, по ее словам, не осталось и следа.
«Со мной разговаривал зам. заведующего стационаром Тенгиз Теймуразович Ткешелашвили. Он смог уделить мне время только минут через сорок. Наш разговор длился минут семь-десять.
Он поставил меня в известность, что я срочно должна внести на депозит клиники 200 000 рублей. У меня таких денег не было, и я, посоветовавшись с сыновьями Наташи, приняла решение забрать ее из клиники. А он мне ответил, что я не имею на это права, потому что я ей не родственница, а лишь «заказчик медуслуг».
Если мы откажемся платить, то все потом взыщут по суду. Отвечать на вопрос о том, какие процедуры были проведены, показать калькуляцию затрат врач отказался».
Интересно получается: решать, где находится больной, Валентина не имела права, а вот платить было ее обязанностью. Пришлось срочно вызывать с работы старшего сына, чтобы перезаключить договор уже с ним.
Со скандалом, с обещанием обратиться в правоохранительные органы, уже поздно ночью Валентине удалось перевезти Наталью в бесплатный хоспис — отдавать ее не хотели до последнего. «Пока она будет у нас лежать, вы будете платить. А вам, как не кровной родственнице, мы ее все равно не отдадим».
«Мы оказались не одиноки — я видела родственников других пациентов, они тоже были недовольны отношением персонала — и, назовем вещи своими именами, по сути, откровенным вымогательством».
Наталья умерла за несколько дней до Нового года. Уже после похорон, разбирая бумаги, Валентина обратила внимание на странную деталь — да, оформляла она родственницу в Первую университетскую клинику (такое же название фигурирует на сайте), однако вверху на документах стоит название ООО «Научно-практический центр малоинвазивной хирургии и гинекологии». То есть официально и юридически эта организация все же носит другое название. Не придерешься.
«Если бы я сразу знала, что это медицинское учреждение не имеет никакого отношения к известной больнице, а вообще не пойми что, я бы ни за что не положила туда близкого человека, — говорит Валентина. — Насколько это вообще законно — такая путаница с названиями? Для чего она нужна?»
«Сказали, что мама спит, а она была в коме»
История Натальи Б. могла бы считаться делом случая, возможно, даже неким преувеличением со стороны родных, однако сразу после Нового года в соцсети в тематической группе «Рак излечим», где больные и их близкие делятся друг с другом проблемами и горестями, появился пост 32-летней москвички Ксении Качановой. Его я увидела уже совершенно случайно. И — ахнула.
«Срочно нужна помощь! Мама в данный момент лежит в частной клинике в реанимации. С каждым днем ей все хуже. К ней не пускают или пускают на пять минут. Нам нужно ее оттуда срочно увозить...»
Оказалось, что 62-летняя Марина Донатовна М. находится в той же... частной клинике, где лежала и Наталья Б. Туда ее также по рекомендации доставили врачи платной «скорой».
«Они не говорят нам, что с анализами, — жаловалась «МК» дочь Ксения, с которой мы связались. — Нервы на пределе. Мы не можем к ней сами войти, так как все двери с электронными замками.
Папа пытался узнать ее состояние и написать заявление о том, что мы больше не в состоянии оплачивать их услуги и поэтому хотим ее забрать».
Марина Донатовна М. больше 7 лет боролась с онкологией.
Марина Донатовна заболела еще в 2011 году, пережила 11 химиотерапий, метастазы во внутренних органах... В декабре была выписана домой для повышения гемоглобина. «С 29 декабря началось резкое ухудшение, — продолжает Ксения. — Температура под сорок, сознание было спутанным.
Так как наступили долгие праздники, мы были вынуждены вызвать частную «скорую», они уговорили нас везти в эту платную больницу...»
Сутки пребывания, рассказали родные, обходятся в 30 тысяч рублей. С лечением — 60 тысяч.
«Мне сказали, что руководства клиники нет, поговорить не с кем, что мама спит и к ней нельзя, что все хорошо, но почему-то она у них все время спала...
И уже когда приехала «скорая», которую мы вызвали, папа посветил ей фонариком в глаза и увидел, что она не спит, а без сознания. Это же подтвердили в другой больнице — что у мамы кома...»
Семья Марины Донатовны, как и в случае с Натальей Б., до последнего не видела заключения врачей — только предъявленные к оплате счета.
Дело осложнилось еще и тем, что сама Ксения находилась на сороковой неделе беременности... Ей было не до того, чтобы выяснять отношения. Но она понимала, что так быть не должно.
«Врачей было очень мало, и их состав совсем не менялся за те несколько дней, что мы у них пробыли. Маленькая клиника, всего несколько докторов и ресепшн.
Как оказалось, они сказали неправду, мама не спала. Она впала в кому. У нее начинался отек мозга, но об этом мы тоже узнали не сразу. И пока мы не оплатили все счета, нам ее не отдали. Мы перевезли ее в другую больницу, но было поздно. 14 января мамочки не стало».
На днях Ксения родила сына. Хлопоты с малышом не отодвинули на второй план боль потери и резонные сомнения, нет ли связи между скорой кончиной пациентки и желанием врачей до последнего не говорить правду о ее состоянии?
Дочь и супруг умершей обещают, что просто так это дело не оставят. После сорокового дня они планируют обратиться в правоохранительные органы.
«Никто не захочет обсуждать эти темы открыто»
Надо признать, паллиативный бизнес такой же, как и любой другой, — его цель заработать деньги. Это нормально.
Но при этом второе не должно преобладать над первым и главным — облегчить страдания неизлечимому пациенту. Пусть и за счет финансов его родных, испытывающих чувство вины. Чувство вины — вообще хорошая мотивация.
Я поинтересовалась у экспертного сообщества, насколько истории умерших Натальи и Марины Донатовны могут быть распространены, а само явление — массовым. Ведь выставлять непомерные ценники за комфорт, обезболивание, красивый вид из окна — это одно, а использовать пациентов для извлечения большой прибыли, не отдавать их родным под различными предлогами, не сообщать о реальном состоянии здоровья, о наступившей коме — как минимум неэтично, как максимум — бесчеловечно.
«Наш мир слишком узок, и никто не захочет обсуждать эти темы открыто. Да, это выгодно для больниц, предоставлять подобные платные услуги.
Больных много, и бесплатных хосписов на всех не хватает. Хорошие сиделки тоже недешевы. Но при этом не стоит забывать, что те же богатые родственнички нередко кладут в хоспис родных, в том числе и на праздники, чтобы просто от них отдохнуть», — объяснили «МК».
Что ж, врачи — циничная профессия, профессиональная деформация, понятное дело, не обходит частенько и их стороной, они не могут, да и не должны переживать о каждом ушедшем больном. На это никаких нервов не хватит. Да, собственно, убиваться от горя их никто и не просит.
Просто оставайтесь людьми!
***
Анна Сидорова, руководитель госпитального направления «Первой университетской клиники» (ООО «НПЦ Малоинвазивной хирургии и гинекологии»):
- Я не вижу каких-либо нарушений в действиях медицинского персонала клиники, а также администрации. О порядке цен на наши медицинские услуги, родственники больных осведомлены с самого начала, когда они звонят в регистратору клиники. Администраторы клиники не являются медиками, поэтом они не всегда могут ответить на все вопросы родных, в том числе и о проводимой терапии. Они информируют об общем, так называемом организационном порядке осуществления плановой платной госпитализации.
К сожалению, в обоих конкретных случаях состояние пациентов на момент их госпитализации было оценено врачами клиники как тяжелое, гемодинамически нестабильное.
- Почему так резко изменилась цена за пребывание у вас Натальи Б. и правда ли, что представители пациентки не были вовремя оповещены о ее увеличении десятикратно — с 10 до 122 тысяч?
- Стоимость медицинских услуг осуществляется согласно действующему прейскуранту. Стоимость авансового платежа также зависит от степени тяжести состояния пациента. Вышеуказанное прописано в договоре на оказание платных медицинских услуг, с которым клиенты знакомятся в момент их поступления в стационар до начала фактической оказания пациентам медицинской помощи.
По правилам, когда пациент ухудшается и его необходимо перевести в палату интенсивной терапии, осуществляется звонок контактному лицу, то есть заказчику по договору.
Представитель данной пациентки также был незамедлительно проинформирован и о том, что в этой связи стоимость лечения будет увеличена. До момента фактического приезда заказчика клинику прошло более 6-7 часов. Со своей стороны, администрация клиники на постоянной основе поддерживала контакт с заказчиком и сыновьями.
Также прошу отметить, что сумма лечения данной пациентки состояла не только из ее нахождения в палате интенсивной терапии, но и необходимости проведения дорогостоящих мероприятий, лабораторной и инструментальной диагностики.
- Родственники другой пациентки М. уверяют, что им не сообщали о ее состоянии и не давали забрать в другую клинику. Что они не могли ее свободно посещать.
- До момента поступления данной пациентки в наш стационар у них были попытки госпитализироваться в рамках ОМС, в чем им было отказано. Диагноз пациентке был поставлен давно, и родственники были еще изначально информированы о неблагоприятном прогнозе развития.
Муж, дочь, зять в часы посещения навещали ее в отделении интенсивной терапии — что зафиксировано камерами видеонаблюдения. В момент их нахождения в стационаре они постоянно общались с лечащим врачом, а также с дежурными реаниматологами клиники.
После уведомления о желании выписаться из стационара были подготовлены все необходимые выписные документы, которые были подписаны с мужем пациентки. Каких-либо претензий с их стороны не поступало. В конце концов они перевезли ее в другую и тоже платную клинику, где та и скончалась.
- Обе семьи считают, что были введены в заблуждение названием клиники — официальным и тем, что на сайте, очень похожим на наименование другой известной больницы.
- Люди заключают договор на оказание платных медицинских услуг. Там указано юридическое лицо нашей организации. Никто не скрывает, что есть юридическое название, а есть понятие «торговой марки». Поэтому в данном случае это уже собственные домыслы родственников и к реальности никакого отношения не имеют.
***
Ольга Бадсон, юрист, основатель группы «Рак излечим»:
«В нашей группе поднимаются темы паллиативной помощи онкопациентам. Точнее, звучат крики о помощи, когда родственники сами не справляются.
Ситуации связаны с резким ухудшением здоровья пациента либо с тем, что врач сказал, что помочь больше нечем, нужно обращаться в отдел паллиативной помощи. Такие кабинеты есть при каждом онкодиспансере. Там можно получить и обезболивающее.
По профессии я юрист, поэтому рекомендую родственникам заранее взять доверенность на представление интересов пациентов в медицинских организациях. Доверенность желательно заверить у нотариуса или главврача.
Доверенности в простой письменной форме не очень жалуются другими медорганизациями. У нотариуса за это нужно будет заплатить, у главврача бесплатно.
Подобное представление интересов позволяет родственникам или близкому человеку брать выписки из истории болезни, знакомиться с анализами и ходом лечения, получать обезболивающие препараты, договариваться об устройстве в хоспис.
Хоспис — слово страшное, но постепенно люди понимают, что порой лучше, чтобы человек находился под постоянным контролем тех, кто может ему помочь. В Москве есть прекрасные душевные места, где относятся к уходящим людям с уважением и заботой.
Но при этом есть дома, где в частном порядке хотят устроить хоспис или дом престарелых. Нанимают сиделок и медсестер, и вот уже хоспис готов и за это берутся деньги. А как реально будут там ухаживать — пока не попробуете, не узнаете.
Недавно в нашей группе озвучили сумму в 500 тысяч рублей. Именно за столько предлагал врач определить на паллиативную помощь родственника участницы нашей группы. Она просто задала вопрос: а что, действительно такой порядок цен?
Хорошо, что у нас активные участники и многие прошли через нелегкие испытания, поэтому ей тут же дали адреса бесплатных хосписов.
Если информацию о пациенте семье врачи не предоставляют, надо немедленно обращаться в департамент Росздравнадзора и в полицию.
Еще один аспект, почему врачи не рассказывают об истории болезни пациента. Во-первых, за разглашение персональных данных существует ответственность — и разглашение происходит только с письменного заявления пациента. А он мог забыть вас вписать, а эту бумажку (в отличие от доверенности, где укажете сразу максимальный срок — три года) заполняют уже при поступлении в стационар.
Во-вторых, врач не знает истинных целей родственника. Поверьте, порой они не такие благородные. Поэтому на вопрос «сколько ему еще осталось?» врач постарается дать максимально уклончивый ответ.
Тема хосписов объемная, неоднозначная. Поэтому нужно заниматься профилактикой своего здоровья заранее, делать ежегодный check-up. Будьте здоровы, берегите себя и своих близких».
Комментарии (0)